30 января 1933 года Адольф Гитлер был избран канцлером рейха. Два месяца спустя, во время выборов в рейхстаг, проходивших 5 марта, нацистская партия получила относительное большинство голосов, чуть менее 44 процентов. Сформировав альянс с другой политической партией, Kampffront («Фронт борьбы»), нацисты объединили под своей эгидой большинство парламента и укрепили позиции Гитлера. В середине марта, менее двух недель спустя, министр внутренних дел Герман Геринг объявил войну «грязи», т.е. людям «второго сорта». Сразу вслед за этим, 22 марта 1933 года, в Дахау начал действовать первый концентрационный лагерь, где должны были размещать и воспитывать бездомных. В то же время, выступая перед своими генералами, Генрих Гиммлер, глава Schutzstaffel, – более известного как СС, – отдал приказ об уничтожении «людей второго сорта».

Менее чем через четыре месяца, 14 июля 1933 года, был принят закон «О предотвращении рождения детей с заболеваниями, обусловленными генетическими причинами», вступивший в силу 1 января 1934 года. Основным поборником его был Эрнст Рюдин, директор Института психиатрии Кайзера Вильгельма в Мюнхене. В соответствии с этим законом программа стерилизации не ограничивалась какими-либо условиями. По некоторым оценкам количество стерилизаций, проведенных в Германии в период между 1933 и 1945 годами, колеблется от 100000 до 350000. В 1934 году, когда стартовала программа по принудительной стерилизации, Суд по уничтожению наследственных заболеваний, – ужасающее название, – издал 62000 приказов о стерилизации, из которых лишь 4814 были отклонены.

В начале марта 1933 года врач психиатрической клиники Вюрцбурга и один из главных организаторов программы эвтаназии психиатр Вернер Гейде (который после войны избежал правосудия и продолжал психиатрическую практику под именем «доктор Саваде»), выписал из клиники пациента по имени Теодор Эйке. Гейде решил, что Эйке, в прошлом закоренелый преступник, более не опасен. И вот этот Эйке стал первым комендантом концлагеря Дахау, а в 1934 году был назначен генеральным инспектором и главой всех концентрационных лагерей. К 1936 году он уже командир подразделений СС «Мертвая голова». Гейде вступил в нацистскую партию в 1933 году, а к 1935 году он уже судебный заседатель Суда по уничтожению наследственных заболеваний – последней инстанции, принимавшей решения по поводу требований о стерилизации. И наконец 1 июля 1936 года Гейде стал консультантом гестапо.

Начиная с 1937 года, преступников и постоянных правонарушителей систематически направляли в концлагеря. За этим последовали приказы «органам соцобеспечения» арестовывать также «бродяг, алкоголиков, тунеядцев, лиц, получающих пособия, и даже уже стерилизованных слабоумных женщин». В конечном итоге законом «о предотвращении рождения детей с заболеваниями, вызванными генетическими причинами» была подведена база под широкомасштабную «охоту на ведьм», апогеем которой стала программа эвтаназии.

Чтобы удовлетворять нуждам политической повестки дня рейха, психиатры придумали новые умственные расстройства. Профессор Вернер Филлингер, психиатр и врач из немецкого города Бетеля, первым ввел в оборот термин «эндогенное нежелание работать» и усмотрел корни этого «состояния» в генетических причинах. Уже из названия можно сделать вывод, о чем идет речь: «эндогенный» означает «зависящий от внутренних (то есть генетически обусловленных) характеристик». Нацистские психиатры придумали также термин «замаскированное слабоумие», подразумевая под этим форму слабоумия, скрывающегося «под маской ума». Подобное определение особенно цинично. При таком раскладе тех, кто не является слабоумным, можно отнести к «замаскированным слабоумным», если их присутствие в обществе нежелательно по политическим или иным причинам.

Уже в 1936 году, когда Гейде возглавил психиатрическую службу, началось систематическое направление душевнобольных из различных клиник в концентрационные лагеря. Позднее, в 1937 году, рейх предпринял систематическую чистку приютов при церквях и благотворительных организаций. Людей, нашедших там кров и заботу, сначала перемещали в государственные клиники, а оттуда – в лагеря смерти. Примерно в это же время началась мощная пропагандистская кампания по «промывке мозгов» граждан с целью получить их одобрение в деле легитимного политического устранения людей «второго сорта», заставить поверить их в гуманность планируемой к исполнению программы эвтаназии. Пропагандисты делали основной упор на том, что осуществление программы эвтаназии позволит государству сэкономить немалые средства и употребить их на благо здоровых, работящих членов общества.

Документы свидетельствуют, что первое убийство под видом эвтаназии, произошло в 1939 году. Инициатива исходила от одного оболваненного пропагандой законопослушного немца. Он просил умертвить собственного ребенка, родившегося с каким-то физическим пороком. Ничтоже сумняшеся, Гитлер отдал департаменту юстиции распоряжение удовлетворить просьбу: ведь законы, запрещающие убийства, все еще действовали в Германии. Жестокую процедуру в этом случае, теперь известном как «дело младшего Кнауэра», по приказу свыше осуществил доктор Брандт, личный врач Гитлера.

18 августа 1939 года был издан секретный указ, которым устанавливался государственный контроль за рождением всех детей с физическими недостатками. Документ сам по себе ужасный. В нем содержалось непременное требование – ущербных детей ставить на учет. Указ касался всех детей, которые еще только должны были родиться, а также всех детей, которые родились в предыдущие четыре года.

В июле 1939 года Гитлер созвал совещание, на котором присутствовали государственный секретарь министерства внутренних дел Леонардо Конти, главный администратор офиса партии и рейхсминистр Мартин Борман, и глава рейхсканцелярии Ганс Генрих Ламмерс. Конти было поручено руководить программой детской эвтаназии. В помощь ему придали Бухлера и доктора Брандта, которые помимо этого работали над программой эвтаназии взрослых людей. Позднее к ним присоединились Макс де Кринис из Берлинского университета, Карл Шнейдер из Университета Гейдельберга, Бертольд Кин из Университета Иены и Вернер Гейде из Университета Вюрцбурга, где ему к тому времени уже было присвоено звание полного профессора, доктор Эрнс Венцлер из комитета по детской эвтаназии, его коллеги по комитету – доктора гельмут Унгер и Ганс Гейнце, директора психоневрологических диспансеров доктор Германии Пфанмюллер из Эгльфинг-Хаара, доктор Август Бендер из Берлина и, позднее, профессор Поль Ницше из Зонненштейна.

Главным стратегом кампании по уничтожению «людей второго сорта» был Филипп Бухлер, пользовавшийся большим доверием Гитлера. Эта кампания стала известной как операция «Милосердное умерщвление». Милосердие, конечно, тут было ни при чем.

В конце июля 1939 года Бухлер с командой собрались в Берлине, чтобы хорошенько обдумать, как лучше провести операцию «Милосердное умерщвление». Дело быстро шло к войне. Надо было загодя подумать о том, чтобы обеспечить наличие достаточного количества мест в госпиталях для будущих раненых. Гитлер, будучи очень щепетильным в вопросах внешней политики, отверг все решения, связанные с легализацией эвтаназии. Тем не менее он пообещал всем участникам программы, что их не будут преследовать за формально противозаконную деятельность. Все, кроме Криниса, согласились сотрудничать в рамках программы «Милосердное умерщвление». Врачи предложили и обсудили несколько методов убийств. В конце концов, пришли к выводу, что наиболее эффективен для уничтожения людей угарный газ (окись углерода). Контракт по производству газа был заключен с «И.Г. Фарбен индустри», крупным немецким производителем химической продукции.

1 сентября 1939 года, в тот самый день, когда германские войска вторглись в Польшу и началась Вторая мировая война, было отдано официальное распоряжение прекратить стерилизацию и одновременно издан приказ, согласно которому Бухлеру и доктору Брандту разрешалось «давать полномочия пока еще не названным врачам» совершать милосердное умерщвление. Программа эвтаназии еще не была окончательно подготовлена должным образом, а в Мезерице, земля Померания, (ныне в Польше) уже собрали для уничтожения первых душевнобольных. Без особых формальностей их спешно расстреляли в лесу эсэсовцы. Тела несчастных тайно закопали в общих могилах. Лишь в 1945 году, когда к Мезерицу приблизились советские войска, немецкие солдаты вскрыли эти могилы и сожгли останки людей. Таким образом были убиты 3500 пациентов из клиник для душевнобольных в Померании.

Спустя месяц, 9 октября 1939 года, последовало распоряжение, суть которого заключалось в том, что психиатрические клиники Третьего рейха обязаны были всех своих амбулаторных и стационарных больных учесть согласно перечня видов болезней, приложенному к этому распоряжению. На основании этого перечня психиатрические больницы должны были составлять и направлять в министерство отчеты обо всех лицах, находящихся под опекой, или страдающих от разнообразных недугов. В перечне, помимо всего прочего, значились такие болезни как эпилепсия, дряхлость, различные виды паралича, слабоумие, шизофрения и другие психические недуги. Предписывалось отчитываться не только о больных людях, но также и о осужденных на срок пять или более лет, обладающих «характером преступника», о тех, «чья кровь не является немецкой и кто не принадлежит к народам, родственным немцам».

Тем временем быстро шли приготовления к массовым казням, которые должны были проводиться с санкции правительства. 12 октября 1939 года, три дня спустя после выхода распоряжения Конти, был приобретен замок Графенек, и там вскоре начались необходимые технические и технологические приготовления, руководство которыми осуществляли доктор Виктор Брак и доктор Вернер Гейде. Первая пробная казнь в газовой камере состоялась в Бранденбурге в январе 1940 года. Указ Гитлера от 1 сентября в какой-то мере узаконил эвтаназию, и под эгидой правительства план уничтожения определенных слоев немецкого общества продолжал совершенствоваться.

В Берлине была основана Рабочая ассоциация санаториев и приютов республики. Цель – собирать вместе «людей второго сорта» и убивать их. Ее штаб-квартира располагалась в особняке Колумбусхаус на Постдамер-плац, но в апреле 1940 года она переместилась в новый офис на Тиргартенштрассе, 4. Отсюда ее кодовое обозначение – Т4. Ничто в облике здания не наводило на мысль о том, что внутри творятся кошмарные дела, превосходящие ужасы, описанные в готических романах. К началу октября 1940 года определились с количеством людей, которых следовало умертвить: 70000. Сама постановка вопроса о цифре квоты вызывает отвращение.

Организация отбора людей для уничтожения была очень хорошо продумана. Для этого учредили компанию «Общественная скорая помощь». Перевозили приговоренных к смерти людей из больниц, домов милосердия, приютов вполне легально на основании государственных распоряжений.

Учреждения, где совершались убийства

Перевозка людей, предназначенных для убийства, обставлена была так, чтобы служащим приютов и церковных благотворительных организаций оставалось только догадываться об истинном смысле действий правительства. Солдаты загоняли пациентов как скот на железнодорожные платформы, им делали инъекцию лекарства, которое называли «седативным препаратом». На самом деле кололи огромную дозу сколопамина, сильного препарата, расслабляющего мышцы. Имеются свидетельства того, что инъекции делались одной иглой большому количеству пациентов.

«...Через несколько минут с больными происходил шок: на губах выступала пена, нарушалась способность членораздельно говорить, выпучивались глаза, немели конечности...».

Пациентов отправляли на тот свет прямо по пути следования в грузовиках, специально изготовленных для этой цели. Смертоносный газ подавался внутрь герметично закрытой камеры, устроенной в кузове. Когда вопли прекращались, солдаты вытаскивали из грузовиков мертвых и полумертвых людей и закапывали их в общих могилах в близлежащем лесу. Тех, кого не убил газ, добивали выстрелами в голову. Однако похоже на то, что многих похоронили заживо.

Первые убийства с помощью окиси углерода были совершены в январе 1940 года в санатории в Бранденбурге под руководством Виктора Брака и Вернера Гейде. Со всех, кто присутствовал при проведении этой акции, взяли подписку о неразглашении тайны. Камера смерти представляла собой душевую комнату, предназначенную для помывки пациентов. В водопроводных трубах, проходивших вдоль стены, были просверлены маленькие дырочки, через которые газ мог проникать в герметично закрытую комнату. В двери имелся глазок для наблюдения.

«Вот как происходило первое убийство газом. Медсестры привели в «душевую комнату» примерно 18–20 человек. Людей заставили раздеться в предбаннике. Затем за ними закрыли дверь. Люди спокойно вошли в комнату и не выказывали признаков беспокойства. Приблизительно через одну минуту люди просто упали или легли на скамейки. Никакого шума и паники. Еще через пять минут комнату проветрили. Эсэсовцы уложили трупы на особые носилки и отнесли их к печам крематория».

«Особые носилки» были специально сделаны так, чтобы тела можно было засовывать в топку подобно тому как булочник ставит противень с хлебами в печь. После отравления газом не проводилось никакого медицинского освидетельствования. Предполагалось, что люди были мертвы, но не более того. Таким образом, вовсе не исключено, что некоторые из них, в действительности, были кремированы заживо.

Успех этого пробного убийства был очевиден. Специально оборудованные для этого учреждения возникли повсеместно в оккупированной Польше. Все было устроено как в Германии: «душевые комнаты», грузовики с газовыми камерами и, вдобавок, пулеметы. Чтобы избежать подозрений, грузовики были окрашены в один цвет с грузовиками компании «Кофе кайзера».

Это злодейство от народа скрывали. Родные жертв газовых камер узнавали об их неожиданной смерти от руководителей «Рабочей ассоциации санаториев и приютов». Смерть всегда объяснялась «естественными причинами», вызывающими доверие: остановка сердца, инсульт или еще что-то подобное. Умы всех людей полностью занимала война, поэтому эвтаназия оставалась в тени, вне подозрений. Но по мере того, как число убийство возрастало, многие люди заметили, что причиной смерти их родственников называли болезни, которыми те совершенно не страдали. Это настораживало их. Они стали задавать вопросы и жаловаться. Да и служащие больниц, откуда увозились пациенты, быстро все сообразили: сотрудники «Общественной скорой помощи» всегда отдавали им одежду их пациентов, которых они больше не видели. В конце концов, и простые люди также все поняли, но уже было слишком поздно. Жернова мельницы под названием «Милосердное умерщвление» крутились вовсю.

Учреждения для осуществления убийств, наподобие бранденбургского (с «душевыми» комнатами и печами крематория) были построены в Графенеке, Зонненштейне и Хартейме (последний находится в Австрии). В конце 1940 года учреждения в Бранденбурге и Графенеке закрыли, но зато открыли в Гадамаре и Бернбурге.

Консультанты, возглавлявшие учреждения смерти, заработали немало денег. В октябре 1940 года психиатр-консультант по эвтаназии получал по 100 марок за работу с одним заполненным досье с пределом в 500 досье. Можно было заработать и больше. Любой особо прыткий администратор зарабатывал и 200 марок, пока число обработанных им досье не возрастало до 2000, и 300 марок за каждое дополнительно обработанное досье, вплоть до 3000. Если эта цифра была превзойдена, платили по 400 марок за каждое дополнительно обработанное досье. Поэтому неудивительно, что психиатры штамповали смертные приговоры как на конвейере.

Например, психиатр доктор Герман Пфанмюллер завершил работу с 2000 регистрационных форм всего за три недели, в то время как другой психиатр, доктор Шрек, согласно его собственному свидетельству, за 9 месяцев «очень добросовестно» отштамповал 15000 форм. Стремление заработать состояние, просто оформляя смертные приговоры, заглушило в психиатрах последние остатки гуманности. Они также присваивали и использовали продовольственные талоны тех людей, которых убивали. Пациентам с золотыми зубами перед уничтожением рисовали на спине крест. Это был знак персоналу крематория. Зубы выдергивали и посылали в главный офис.

Дискутируют о том, проходили ли массовые убийства так же спокойно, как описывает свидетель «пробного прогона». Но ведь отчеты о пробных умерщвлениях исходили от самих убийц, которых трудно заподозрить в сочувствии к своим жертвам. Им совсем не хотелось выставлять себя замешанными в деяниях, которые по праву можно назвать зверствами.

Очевидец из Гадамара описал процесс убийства, совсем по-иному, нежели организаторы казни: «Там (в глазок)... я увидел в предбаннике где-то 40–45 плотно набившихся мужчин, которые медленно умирали. Некоторые лежали на полу, другие свалились, у многих были открыты рты, как будто им не хватало воздуха. Такую смерть нельзя назвать гуманной. Я наблюдал за этим процессом приблизительно две-три минуты, и ушел, потому что больше не мог выносить этого зрелища, так как мне стало дурно».

Все те, кто обслуживал процедуру казни, давали подписку о неразглашении, иногда – под страхом смерти. И все же слухи поползли. Поражает то, что друзья и родственники жертв не подняли шума. Всякая тайна, известная более чем одному человеку, перестает быть секретом. Так случилось и с программой «Милосердное умерщвление». Административные ошибки бюрократов усугубляли подозрения. Когда в обществе набралось достаточно информации, люди составили для себя полную картину того, что происходит на самом деле. В одном случае две урны с прахом отослали одной и той же семье; в другом – родители получили новость о «смерти» их душевнобольного ребенка вместе с урной. Странно. Или причиной смерти одного несчастного в извещении родственникам был назван аппендицит, хотя умершему удалили аппендикс за много лет до того.

Тем временем чиновники Т4 углядели в массовых казнях еще одну неплохую возможность для собственного обогащения. Суть ее заключалась в следующем. Между днем, когда пациенту проводилась эвтаназия, и датой, когда родственникам посылалось известие о смерти, существовал значительный временной промежуток. Так вот, можно было выставлять счета и получать деньги за предоставление места в учреждении пациенту, якобы еще живому. Ко времени передачи поста своему преемнику Ганс-Иоахим Беккер (прозванный «миллионер Беккер») сумел положить таким образом на личный банковский счет 14 миллионов марок. Позднее Беккера поймали на мошенничестве, а деньги его перевели в казначейство нацистской партии.

В начале 1941 года зародился план использования страшного опыта Т4 для разгрузки переполненных концентрационных лагерей от тех, кого нацисты считали балластом. План получил кодовое название «14f13». В действительности он являлся лишь подготовительным этапом новой программы «Окончательное решение». Она предусматривала уничтожение евреев.

В концлагерях все шло как по маслу. Ведь был немалый опыт недавнего прошлого, полученный в результате умерщвления больных и маломощных людей из психиатрических лечебниц. Сначала регистрация «больного» узника, затем доставка его при посредничестве «Общественной скорой помощи» в институты в Бернберге, Хартейме и Зоннештейне и удушение в газовой камере.

Кампания по уничтожению евреев, схваченных в Польше, началась с сентября 1941 года. Она проводилась с использованием методов Т4. Правда, отправлять канистры с газом на восток было слишком накладно, поэтому решили наладить производство газа на месте. Остановились на газе синильной кислоты, известной как Циклон Б. Он производился компанией DEGESH (сокращение от «Германская корпорация по сдерживанию вредителей», DEGESH была дочерним предприятием «И.Г. Фарбен»). Первыми жертвами убийства с помощью этого газа стали две дюжины русских военнопленных, которых заманили в грузовик под предлогом избавления их от вшей.

Вот что рассказывает о первых пробных испытаниях комендант концлагеря Освенцим Рудольф Гесс: «Все русские... после того, как им сказали, что их избавят от вшей, вошли в камеру... Когда их туда заталкивали, некоторые из них кричали: «Газ!». Потом они чрезвычайно сильно вопили и ломились в оба выхода, которые, конечно же были заперты. Двери открыли лишь через несколько часов. Именно тогда в первый раз я увидел груду трупов. Мне стало не по себе, меня стало вроде как трясти...».

Уничтожение евреев происходило в рамках специально разработанной операции «Рейнгардт» (названа по имени Рейнгардта гейдриха, видного нациста). Ее осуществляли все те же специалисты и сотрудники Т4. В Польше (в Бельцеке, Собиборе и Треблинке) по образу соответствующих учреждений смерти в Германии соорудили три концлагеря для уничтожения людей. Согласно достоверным оценкам, только в этих трех лагерях было умерщвлено, по меньшей мере 1,7 миллиона человек. Газовые камеры оказались слишком маленькими, чтобы вместить всех прибывающих людей. Тогда были построены такие газовые камеры, чтобы, как это саркастически называли некоторые служащие, можно было погрузить в «мирный сон» одновременно 500 человек. Иногда в газовые камеры набивали до 1500 человек.

Многочисленные очевидцы свидетельствуют о той варварской жестокости обращения нацистов со своими беззащитными жертвами: «Вид людей, скопившихся в раздевалке крематория, был ужасен. Головы, тела в пятнах крови и синяках; было ясно, что их избивали еще во дворе. Лица – мертвенно-бледные от страха и горя... Никаких надежд и иллюзий. Только разочарование, отчаяние и гнев. Люди прощались друг с другом. Мужья обнимали жен и детей. Все рыдали. Матери нежно прижимали к себе детей. Маленькие дети... плакали вместе со своими матерями и цеплялись за них... Немного погодя я услышал душераздирающие крики, удары в дверь, стоны и вопли. Люди начали кашлять. С каждой минутой их кашель становился сильнее – признак того, что газ начал действовать. Затем крики стихли, сменились многоголосым глухим гулом, то и дело заглушаемым кашлем...».

Когда 24 августа 1941 года Гитлер приказал немедленно прекратить эвтаназию, психиатрические институты секретно продолжали свою деятельность. В исторических документах это непослушание называется «самовольной эвтаназией». Возможно, психиатры стремились завершить что-то еще недоделанное до конца. Но скорее всего, они получили тайное добро власти на продолжение своей каннибальской деятельности.

Как бы там ни было, убийства продолжались. Профессор Карл Астель, государственный советник министерства внутренних дел Тюрингии, посетил клинику, в которой проводилась эвтаназия. «Доктор Астель попросил нас, врачей, продолжать эвтаназию. Он не упомянув слово «эвтаназия», но дал понять, что ждет от нас именно этого».

Начиная с того времени, убийства совершались без какого-либо позволения и участия правительства. Психиатры, питая сильную привязанность к своим евгеническим теориям, с молчаливого согласия нацистского режима продолжали свою смертоносную деятельность. Это одобрение больше исходило не от Гитлера или Т4, что было бы слишком явно и вредило бы их репутации, а от министерства внутренних дел рейха.

Обширные программы убийств в газовых камерах были заменены другими не менее душегубными способами: людям отравляли пищу, вводили им смертельные инъекции и морили голодом. К несчастью, официальное окончание программы эвтаназии нисколько не защитило детей; убийство их приняло даже еще более широкие масштабы. Возраст, когда человек считался ребенком, был увеличен до шестнадцати лет. Таким образом, целая новая возрастная группа несчастных подпадала под уничтожение.

Особый интерес психиатры проявляли к мозгу убитых ими людей. Такой «материал» интересовал, например, психиатров университета в Гейдельберге. Институт кайзера Вильгельма исследований головного мозга получил от «Общественной скорой помощи» для проведения исследований 700 образцов головного мозга убитых людей. В Институте Эйхсберга интересовались не только исследованиями головного мозга. По заданию химического концерна «И.Г. Фарбен» там проводились эксперименты на людях с применением опасных фармацевтических препаратов. В этом институте до конца войны регулярно умерщвляли как детей, так и взрослых (в основном жителей оккупированных восточных территорий). В экспериментальном запале исследовательские отделы университета Гейдельберга и института Эйхсберга даже конфликтовали между собой за право приоритета в получении образцов мозга.

Координировала проведение этой «исследовательской работы» штаб-квартира Т4. Она не просто предвосхитила массовое уничтожение евреев, цыган, поляков и других людей, «не достойных жизни». В действительности, Т4 была организационным и административным центром и вдохновителем преступной деятельности. Т4 продолжала работать и после ее запрета еще шесть лет, но секретно.

9 мая 1945 года война в Германии закончилась, а уничтожение людей в центрах смерти продолжалось как ни в чем не бывало. 29 мая 1945 года в Кауфбейрене был убит четырехлетний слабоумный мальчик. 2 июля 1945 года в больнице округа Кауфбейрен обнаружили повесившегося врача. Этот врач по своему рангу стоял вслед за директором. Он все еще извивался, тело его было теплым. За двенадцать часов до этого в больнице умертвили последнего взрослого пациента. В Ирсе солдаты наткнулись на тела мужчин и женщин, умерших незадолго до этого. Большинство из них погибли от истощения.

Давно уже перевернута самая ужасная страница немецкой истории. Тем не менее многие вопросы остались без ответа. Теперь уже невозможно установить точное число людей, убитых под видом эвтаназии. Во многих институтах, где производились убийства, все записи были уничтожены сразу же после войны. Одно известно точно: существовала целая армия психиатров и их приспешников, которые добровольно работали на Т4 или добровольно выполняли приказы Т4. И есть бесчисленное множество их учеников, которые пылко воспринимали расистскую и евгеническую риторику своих учителей. К сожалению, немалая часть психиатров, работавших на Т4, полностью избежали наказания.